– А сознательно – нет.
– Никто бы из нас не выжил, Аиллена. И я не должен был.
Почему я еще жив? Они уже прошли – ни у кого нет ни оружия, ни ценностей… Не могут не обобрать мертвеца, стервятники. Почему не добили? Почему не уволокли на эшафот? Приняли за мертвого? Странно. Их маги обучены отличать живого эльфа от мертвого.
Ох, и не знал, что боль может быть такой сильной… Что там такое? О, Вика, ведь это ты спасла меня… твой медальон. Вика, ты меня слышишь? Вика… Неужели… Не успела. Прости. Я не смог. Они заплатят. Они очень дорого заплатят. И пусть у меня нет больше магии, она БУДЕТ. Я возьму ее у людей.
Гарвин кивнул, не глядя на Лену.
– Арбалетный болт застрял в медальоне с портретом Вики. Крови было достаточно, чтобы счесть меня мертвым. Если маг выжег себя, он все равно что умер, Аиллена. Искры нет. Потому меня и бросили на поле. Рана была неглубокая, а больно было…
– Боль Вики?
– Нет. Она уже умерла к тому времени. Это была боль дочери.
– Зачем ты меня впустил?
– Я не могу впустить того, кто не способен войти, – усмехнулся Гарвин. – И не могу не впустить того, кто способен. Я ждал этого после того, как ты проникла в память Милита. Может, потому и заметил… У тебя удивительно легкое касание. Знаешь, я бы посоветовал тебе не делать этого больше, не потому что у меня какие-то особенные секреты. Просто если ты поймешь, как я возвращал магию и что при этом чувствовал… в общем, это тебе не понравится.
– Ты был так спокоен…
– Когда теряешь магию, сил на чувства не остается. Я знаю, что ты хочешь спросить. Я чувствовал Вику, как ты чувствуешь полукровку. И она меня тоже – иногда. Она была очень плохим магом. Почти никаким. Так, по мелочи. Вот скажи, разве способен человек любить столетиями?
– Не знаю. Что жить столетиями не способен, знаю. Но ведь Маркус…
– Маркус помнит свою Эвиану, это верно… Впрочем, может, и способен. Только вряд ли. Эльфы, если женятся, редко расстаются, разве если детей нет. Мы однолюбы.
Шут положил руку ей на плечо.
– Лена, отвлекись, мы подходим к деревне.
Лена и не заметила, как потерла кольцо, чтобы их разговора с Гарвином не слышали. С ума сойти можно. Поболтала с драконом, сходила в чужое сознание – и опять в сознание эльфа, считающего себя мертвым. Только не юмориста, как Милит. Мысль с эшафота о бабе, которой не хватает мужика, помнилась.
Солнце висело низко, поэтому крестьяне уже возвращались с полей. Лена спросила о постоялом дворе, и им показали на большой дом. Никаких комментариев, мрачные взгляды, усталые лица. Хозяин постоялого двора недовольно сказал, что имеется только одна свободная комната, так что если женщину устроит, он, конечно, не против, а если что, мужчины могут и в конюшне переночевать. На ужин остался только суп, есть хлеб и колбаса. И вообще, эльфам нельзя носить оружие, было бы разумнее хотя бы на виду его не держать, увидят стражники – мало не покажется. Милит немедленно отстегнул меч и передал его шуту, а куда девался кинжал, и вовсе было непонятно. Гарвин равнодушно отдал свой кинжал Маркусу. А если путники хотят помыться, то колодец на дворе, пусть сами воду таскают.
Они сами натаскали воды, сами нагрели ее в здоровенном котле, разве что чуточку ускорив процесс, наспех помылись в предназначенном для этого помещении, холодном и продуваемом всеми ветрами и сквозняками, но Лена все равно вымыла голову и сушилась у очага в ожидании, пока придут мужчины. Хозяин, признав в ней Светлую, оттаял, и хотя особенного восторга не выказывал, но на вопросы отвечал.
Здесь восстали эльфы, и восстание постигла участь подавляющего большинства подобных событий в истории: его потопили в крови. После массовых казней эльфы признали поражение, смирились с ситуацией. Их помиловали, но лишили почти всех прав. Им запрещено было носить оружие, запрещено появляться в городах группами больше трех, включая женщин и подростков, запрещено было вообще уходить из своего поселения без особого письменного разрешения от людей: ну да, во всех поселениях эльфов теперь командуют люди, и люди решают, как им жить, люди выдают разрешения на свадьбы, стражники имеют право арестовать любого эльфа для выяснения его личности, а это может занять даже не месяц… Нет, Светлая-то может быть спокойна, раз это ее эльфы, но вот оружия им и правда носить не стоит, пусть лучше люди до зубов вооружатся, а эльфы прикинутся ягнятами и ни в коем случае не нагличают, потому что человека, убившего эльфа за косой взгляд, ни за что не накажут, разве что оштрафуют в пользу казны…
Люди? а люди-то что? можно подумать, так уж сильно от эльфов отличаются, разве что толстопузые бывают да лысые… Всегда ведь в мире жили, даже в дружбе, и (вороватый взгляд по сторонам) люди бы тоже восстали на их месте, если уж честно, ну кому ж понравится, что чужие хозяйничают в твоем доме, а? Ну, стражники! подумаешь, стражники… Разве они люди? сволочи они, а не люди, да простит Светлая за ругань. Из-за чего восстали? Ну, Светлая, ежели ты, скажем, выйти замуж хочешь, то тебе человек разрешить должен, да ладно бы это, а то ведь чего удумали: наместник, на чьей земле эльфы живут, имеет право первой брачной ночи… Дескать, эльфы все равно развратники, чего им… Да и вообще… Скверные дела в королевстве, Светлая. Ссорят нас с эльфами, а зачем, кому это надо и вовсе непонятно, может, Светлая что поймет…
В его интонации, когда он говорил насчет понимания, было усталое осознание того, что даже самая понятливая Светлая ничего не сделает и ничего не изменит. Встречал раньше Странниц? Ну так старый человек, знамо дело, встречал, два раза встречал, однажды вот в этом самом кресле сидела, хорошая женщина, если так позволительно о Светлых высказываться. Лет тридцать назад… нет, что там, больше сорока, как раз средний сын народился, а ему в прошлом году в аккурат сорок и стукнуло. Тогда как было? А тогда нормально было еще, ну, ограничивали эльфов, магией пользоваться запрещали – от страха, понятно, повывели у них, почитай, всех сильных магов, да только все равно только при новом короле бардак и безобра… В общем, вот такое вот началось при новом короле, он отчего-то зуб на эльфов имеет большой, должно быть, обидели когда… А эльфы – они что, зазнайки, это понятно, так ведь не на пустом месте зазнаются-то. Они ведь как вещи всякие делают – чтоб на всю жизнь хватило, а жизнь у них долгая. Да Светлая и сама знает, чай, обувка-то на ней эльфийской работы. Удобно да красиво. А застежка у плаща – ну чисто живая ветка, тоже ведь эльфы сделали? Умеют они красоту делать, что ни говори. Может, потому что сами красивые? Хотя захаживал раньше менестрель один, человек, да уродливый до невозможности, кривой да горбатый, но голос, Светлая, – ну чисто небесные звуки. Не тело ж должно быть красивым, а душа…
Тут появились и остальные – образцово скромные эльфы, вполне раскованный Маркус и шут с аллелью в руке. Как обрадовался хозяин! Похоже, тот уродливый менестрель с ангельским голосом был последним…
Они поели супа с хлебом, а заметно проголодавшиеся мужчины и с колбасой вприкуску. Лена, как всегда, наелась быстро, да и сытным суп был, наваристым да жирным. Было здесь еще трое постояльцев, они появились, когда ловкая служаночка поставила на стол огромный чайник и миску с засахарившимся темным медом. Надо было видеть, как обрадовались сластены-эльфы. Лена пила чай, в котором доминировала мята, и думала, что если в их комнате нет горшка, на двор придется бегать каждый час из-за этой мяты, а если есть, придется просить мужчин отгораживать уголок, потому что она не собиралась позволять им спать где-то в конюшне. Это при ней они такие смирные, а кто знает, что может случиться… Тем более что хозяин сначала на Лену посмотрел, а потом бросил на одного из постояльцев взгляд, информативный больше, чем статья в энциклопедии. Шут провел пальцами по струнам, вызвав небольшое оживление. Служаночка выскользнула за дверь – народ собирать, и народ собрался быстро, хотя и самая пахота, да вот не выспаться-то можно, а вот пропустить такую редкость, как менестрель… да еще сопровождающий Странницу – это ни за какие коврижки…