– А кто заставляет? Конечно, не можешь. И я бы не простил. Великодушие – оно ведь тоже не безразмерное. И не прощай. Только ведь давно умерли внуки тех людей, которые убили твоего брата. А за тех, которые убили твоих жену и детей, даже Делиена не вступается. Если Трехмирье исчезнет, как и не было, даже она не заплачет. Потому что все имеет предел. Вообще все. А люди Трехмирья этот предел перешли. Я иногда тебя ненавижу, Гарвин, но ты все равно мой друг, понимаешь? А ты меня другом не считаешь, хотя вовсе не ненавидишь. И только потому, что я человек. Вот тебе разница между человеком и эльфом.

Гарвин долго молчал, глядя в огонь, и все молчали, только Гару вздыхал во сне да иногда перекладывал голову с одной лапы на другую.

– Ты неправ, Проводник,– сказал наконец Гарвин. – Мне это ужасно не нравится, но ты мой друг.

– Потому что вас объединила Лена, – улыбнулся шут. – Нас объединила Лена. Она сумела сделать друзьями даже нас с Милитом, верно?

Милит покивал:

– Верно.

– А спать все равно пора, – резюмировал Маркус. – Кто первым дежурит? Ты, Гарвин? Только до утра не сиди, даже тебе надо спать.

* * *

Лена не могла уснуть еще довольно долго, ворочалась и не давала спать шуту, он все поправлял одеяло, обнимал, легонько, едва касаясь, целовал висок или щеку, ласково проводил рукой по волосам, но молчал, давая ей подумать. Думать было о чем, да вот в голове не мысли роились, как положено, а какие-то обрывочные образы: то фаталист Олег, то измотанный, до срока поседевший командир отряда людей, вовсе не задававшийся философскими вопросами и знавший только одно: убивающий маленьких детей должен быть уничтожен, то трактирщик, не гнушавшийся скупать у мародеров их товар… У эльфов тоже были мародеры: если им что-то было нужно, они забирали это с трупов. Правда, они не выдирали серьги у женщин, но вот деньги и оружие забирали, потому что на деньги можно было купить припасы, если не выпадала возможность забрать эти припасы просто так… А им продавали. И трактирщики, и крестьяне. Только вот эльфы добра не помнили: заплатив сегодня, они беззастенчиво забирали силой завтра и столь же беззастенчиво убивали человека, вчера снабдившего их хлебом. Популярности это им не добавляло, а им было все равно, они были убеждены в своем праве делать то, что считали нужным на определенный момент, и некий кодекс чести распространялся только на эльфов. Они могли отпустить здорового и сильного мужчину и могли заколоть женщину, не помышлявшую о сопротивлении. Мужественно сражавшегося бойца могли милосердно зарубить, могли вдоволь поиздеваться, могли отпустить – смотря какое настроение было, и никакой логики в их поступках проследить было невозможно. Они даже в войне были не жестоки, а равнодушно беспощадны. Убивали не потому, что хотелось, а потому что это было нужно. Чужие.

* * *

Они брели по дороге нового мира. Лена-то сразу почувствовала, что это за мир, да вот спутники пока не знали. Правда, они не расслаблялись, зорко посматривали по сторонам, шут поближе колчан со стрелами держал, Гарвин поудобнее сдвинул ножны с кинжалом, а Милит все-таки обзавелся мечом и вроде как для удобства придерживал эфес рукой, как и Маркус. Гару беспечно гонялся за птичками и зверьками типа бурундуков. Птички улетали, а зверьков он ловил и ел. Он и мышами не гнушался – какая разница, мясо оно и есть мясо, можно съесть одного большого зайца, а можно три десятка мелких мышек. Дорога шла немного вниз, и уже даже Лена видела далеко впереди большую деревню.

Эй, красавица, ты без меня вовсе не скучаешь, что ли?

Ой, Мур…

Не ой-Мур, а ар-Мур вообще-то. Забыла или где?

Тебя забыть? Это превосходит мои возможности.

А чего тогда не поговоришь? Будто и не родная.

Тебе разве интересно со мной разговаривать?

Не особенно. Ты баба не шибко умная и вовсе неинтересная. Однако ты все-таки Аиллена, и это обязывает. К тому же тебе полезно тренироваться. Ущипни полукровку, чтоб не подслушивал.

она щипаться не умеет, уж с крыльями.

Я тебе обещал за ужа по заднице надавать?

именно по заднице не обещал. обещал, что получу.

Вот по заднице и получишь. А ну брысь из разговора. А то голова долго болеть будет. Я не только разговаривать на расстоянии умею, но и пинка давать. По мозгам. Хочешь? Не хочет. Умный парень у тебя, Аиллена. Ну, рассказывай, что интересного?

Сам узнавай. У нас разные понятия об интересном. Или ты на расстоянии не можешь?

Я не могу? Обижаешь. Так… ага… на войну посмотрела… это фигня, ничего не изменилось… на эльфов посмотрела, а любить их не перестала… это уже хорошо, потому что любить людей ты тоже не перестала даже после Трехмирья…

Я не могу всех любить.

Значит, не такая уж и дура, как мне казалось. Хорошо. Равновесие ты чувствуешь. Поняла, что ни люди, ни эльфы не правы.

Ой как трудно…

Трудно, оказывается. Отчего-то другие не понимают, даром что Странницы и считают, что обязаны равновесие поддерживать. Что там у нас… ах вон что… Значит, получилось.

Получилось – что?

Проникнуть в сознание какого-то эльфа. Испугалась?

Очень.

Привыкай.

Не хочу.

Привыкай. Это только начало. Могла бы уж и догадаться, что раз можешь с полукровкой разговаривать и полукровку чувствовать… Ага. Вот еще интересно. Ну, с этим потом разберешься, это не суть важно. А ты все-таки ничего баба. Обычно хуже бывают. Ну ладно. Ты давай тренируйся. Зови меня без амулета. Не бойся, рано или поздно получится. У тебя – получится. Привет полукровке. Гуляйте дальше.

Он исчез, как и не было. Шут смотрел под ноги и кривил губы, наверное, все-таки заболела голова. Милит безмятежно озирал окрестности, а Гарвин беспокойно оглядывался, не особенно понимая, что именно его тревожит. Он слышал отзвуки разговора, сообразила Лена. Если он учил Балинта проникать в сознание других, то ведь и сам умеет. Может, потренироваться с Гарвином? Может, он ее услышит?

Огненный смерч – вот то, что надо. От огненного смерча им никогда не убежать – медлительны, неповоротливы. С детьми воевать они шустрые, а вот с магами – не очень. Поэтому надо дать уйти детям и всем, кто может уйти, всем, кто остался еще в многострадальном городе. Эх, Вика, даже попрощаться с тобой не получилось. Ничего, ты поймешь, а даже если и не поймешь, лишь бы жива осталась…

Простите, друзья, мне нужна ваша сила. Все равно мы уже умерли, нам терять нечего, так что я забираю у вас ваши жизни, пусть лучше я погашу ваши искры, чем люди вспорют вам животы на потеху толпе. Только потому, что я самый сильный из вас. Я не для себя беру, для ваших близких. Был бы кто другой сильнее меня, я отдал бы свою искру. Но забираю ваши. Зато этот огненный смерч они будут помнить, пока еще существуют. Это ненадолго, конечно, потому что Трехмирье проклято, и эту суку, которая довела мой мир до такой крови, я еще найду и поквитаюсь. Любой ценой. Прощайте.

Дай мне силу огня, солнце…

Лена прикоснулась к руке Гарвина и тихонько спросила:

– Если просить силу солнца, огненный смерч получается сильнее?

Он кивнул.

– Намного сильнее. Насколько хватает глаз – стена огня.

– А мага выжигает?

– Мага выжи… Погоди, откуда ты знаешь? Откуда ты знаешь о силе солнца? Аиллена, ты… Ты…

– Они все погибли, да? Потому что ты забрал их жизненную силу?

– Они все погибли, потому что люди окружили нас, и если бы они прорвались, погибли бы еще тысячи.

– Разве я осуждаю?

– Конечно. Инстинктивно, но осуждаешь.